Каждый, кто знает, где в Георгиевске находилось кладбище «коллежских асессоров и статских советников» (сейчас на этом месте стадион «Труд»), наверняка слышал и о существовании кладбищенской Покровской церкви. Данная статья является попыткой собрать воедино исторические факты и версии, связанные с Покровской церковью, и изложить их в доступной для современного читателя форме.

Почтовая открытка. Издание А.Я. Эпштейн, S.F.L., 20-22, Rue Richer, Paris, б/г.

Заглянуть в очень давнее прошлое нам позволяет небольшая, в 23 страницы, брошюра С. Колмакова «Крепостная церковь в городе Ставрополе (По архивным документам)» (Ставрополь-Губернский. Типо-Литография Т. М. Тимофеева, уг. ул. Льва Толстого Александр. 1-2. 1917 г.).

Обложка брошюры С. Колмакова

Её автор анализирует ряд архивных материалов — в том числе дела, хранившиеся в архиве Губернского правления и в колокольне Казанского собора г. Ставрополя, — имеющих непосредственное отношение к Покровской церкви. Суть их такова.

В январе 1816 г. Задонский купец Гаврила Шукаев, «комиссионер содержателей Кавказских питейных сборов», проживавший тогда в губернском городе Георгиевске, обратился к гражданскому губернатору Кавказской губернии Марку Леонтьевичу Малинскому с необычным прошением. Купец просил разрешить ему перевезти за свой счёт из города Ставрополя деревянную церковь, принадлежавшую некогда Таганрогскому драгунскому полку, которую «здешнее военное начальство» было готово отдать для установки при городском кладбище в Георгиевске.

Ещё одна церковь губернскому городу, население которого составляло «991 человек, исключая войско» (как пишет Н. Н. Шабловский в книге «Георгиевская старина», СПб, 1914), была очень нужна. На площади Георгиевска тогда стояла весьма небольшая Никольская церковь, едва ли вмещавшая 100 молящихся, которая имела статус собора не из-за своих размеров, а исключительно по значимости. Это был главный храм Кавказской губернии, и в нём служили «протоиерей, два священника, два диакона и 3 дьячка».

Губернатор Малинский стал обращаться в различные инстанции с целью согласования всех необходимых формальностей. 22 января 1816 г. он написал письмо жившему также в Георгиевске «командующему на линии» генералу Ивану Петровичу Дельпоццо. Изложив суть просьбы Шукаева, Малинский от себя добавил: «Вашему Превосходительству известна населенность здешнего предместия, отдаление онаго (его. — здесь и далее в цитатах пояснения В. Ш.) от церкви, находящейся в крепости, близость кладбища от предместия, а потому и удобность жителей посещать храм Божий, когда он поставлен будет на кладбище; почему покорнейше (прошу) известить меня, не будет ли какого препятствия со стороны военной на перевоз в Георгиевск означенной из Ставрополя церкви».

Генерал Иван Петрович Дельпоццо

В ответе Дельпоццо от 25 января говорится, что генерал не видит никакого препятствия для такой перевозки.

5 февраля губернатор Малинский направил письмо архиепископу Астраханскому и Кавказскому Гаию (Такаову). В нём он изложил суть прошения купца Шукаева и своей переписки с генералом Дельпоццо, упомянул, что строительство церкви на кладбище «есть общее желание здешних жителей», а затем попросил архиепископа Гаия благословить это дело, «если и со стороны духовной не найдено будет никаких препятствующих причин».

Архиепископ Астраханский и Кавказский Гаий (Такаов). Между прочим, это тот самый архимандрит Гайоз, который бывал в 1783 г. в Георгиевске в составе грузинской делегации и принимал активное участие в подписании Георгиевского трактата

25 марта архиепископ Гаий ответил Малинскому отказом, сославшись при этом на «Высочайшее повеление» от 25 декабря 1800 г., согласно которому деревянные храмы на Кавказской линии запрещено как новые строить, так и «с основания начиная ветхости поправлять», и потому переносить их в другое место нельзя. Вместе с тем архиерей отметил благовидность намерения купца Шукаева и необходимость постройки храма для жителей Георгиевска, «в предместии живущих».

Малинского такой ответ не удовлетворил, и 13 апреля он написал письмо обер-прокурору Святейшего Синода князю Александру Николаевичу Голицыну. Изложив все обстоятельства дела, Кавказский губернатор просил в виде исключения разрешить перенести деревянную церковь из Ставрополя в Георгиевск, так как из-за необычайной дороговизны кирпича и перевозки известкового камня каменную церковь построить в Георгиевске невозможно. В качестве ещё одного аргумента Малинский привёл в пример деревянную церковь в Моздоке, строительство которой было разрешено католикам несмотря на вышеупомянутый запрет.

Из дальнейших документов видно, что Святейший Синод 20 мая запросил архиепископа Астраханского Гаия по данному делу и получил от него благоприятное заключение. 16 октября князь Галицын ответил губернатору Малинскому, что обер-прокурор «входил... докладом Государю Императору», после чего было получено «Высочайшее разрешение», а Синод послал соответствующий указ епархиальному архиерею.

Вскоре, 24 ноября, Малинский получил письмо и от архиепископа Гаия. В нём архиерей сообщил о «Высочайшем повелении» перенести деревянный полковой храм из Ставрополя в Георгиевск и о том, что Астраханская духовная консистория своим указом предписала Георгиевскому духовному правлению совместно со светскими властями подыскать на кладбище выгодное место для возведения на нём перенесённой из Ставрополя церкви. Также в этом письме было предложено известить купца Шукаева о возможности проведения работ по разборке церкви в Ставрополе, доставке её в Георгиевск и сборке на новом месте. Далее говорилось, что Георгиевскому духовному правлению было дано указание оказать купцу Шукаеву необходимое содействие, а после доставки материалов в Георгиевск — снабдить протоиерея и благочинного Малахия Александровского указом на закладку этой церкви. Когда же храм будет построен и готов к освящению, духовное правление должно было доложить архиерею рапортом о необходимости выдачи грамоты на освящение этой церкви.

Но ещё до получения письма от епископа Гаия губернатор Малинский направил Ставропольскому городничему (главе города) Янышеву своё предписание по поводу «означенной церкви». Из этого письма становится известным важное обстоятельство: купец Шукаев, выступивший с инициативой о переносе церкви, навсегда уехал из Георгиевска. Однако его преемник на должности, «нынешний комиссионер питейных сборов Курепин», согласился довести начатое дело до завершения — так же за свой счёт. Курепин должен был предъявить Ставропольскому духовенству «позволение» на «снятие церкви», выданное Георгиевским духовным правлением. После этого нанятых им «фурщиков» (извозчиков; фура — большая, длинная повозка, запряжённая лошадьми или волами, обычно применявшаяся для перевозки грузов не одиночным порядком, а в обозе) следовало допустить к разборке деревянного здания и транспортировке его деталей в Георгиевск. (С. Колмаков особо отмечает, что получение этого предписания почему-то отмечено только в январе 1817 года.)

Итак, все формальности были соблюдены и необходимые разрешения получены. Осталось только разобрать церковь и перевезти её на новое место. Однако в развитие событий вмешался стоявший в Ставрополе Хоперский казачий полк, который «без повеления от высшего правительства» не допускал разборку храма. Об этом губернатор Малинский сообщал 13 января 1817 г. генералу Дельпоццо с просьбой направить в этот полк соответствующее предписание, что и было сделано генералом 16 января.

Но тут возникло новое затруднение: свои права на церковь заявил прежний её владелец — Таганрогский полк. С. Колмаков пишет, что из архивных документов не видно, узнал ли этот полк о готовящейся перевозке храма в Георгиевск, или это было только случайное совпадение. Как бы то ни было, 2 марта 1817 года командир Таганрогского уланского полка (бывшего драгунского) полковник Гундиус отправил из «штаб-квартиры Слободско-Украинской губернии Змиевского уезда, селения Балаклей» ротмистру того же полка Ильяшенскову, находившемуся в Ставрополе для закупки лошадей, особое предписание, касавшееся имущества полковой церкви. В нём было сказано: «при выступлении… полка в 1811 г... осталась в г. Ставрополе построенная иждивением полка деревянная церковь с вещми, значущимися на обороте сего. Как же полк не предвидит, чтобы когда-либо мог возвратиться на квартирное расположение Кавказской линии, а потому с согласия целого полка военнослужащих чинов рекомендую Вашему Благородию вышесказаннную церковь и вещи, кроме купели для крещения младенцев и о трёх ярусах поникодила, продать». Вырученные деньги, купель и «поникадило» ротмистр Ильяшенсков должен был привезти в полк.

Командир Таганрогского полка Вилим Антонович Гундиус, герой Отечественной войны 1812 г.

На обороте упомянутого предписания была составлена «Ведомость Таганрогского уланского полка оставленным с церковью вещам на Кавказской линии в г. Ставрополе при выступлении в 1811 г. в поход», подписанная полковником Гундиусом. В ней значились: церковь деревянная — 1 шт.; «поникодило медное в трех ярусах» (трёхъярусный подвесной светильник, паникадило) — 1 шт.; купель медная для крещения младенцев — 1 шт.; «укропник медный ветхий» (чаша или иной сосуд для церковных нужд) — 1 шт.; «ломпад медных с крышками» (медные лампады — светильники, сосуды для масла) — 2 шт.; «шандалов медных» (напольных подсвечников) — 2 шт.; «наконешников медных» (вероятно, речь идёт о наконечниках на древки хоругвий) — 2 шт.; а также нотные книги без указания количества.

Получив 10 апреля это предписание, Ильяшенков тотчас сообщил о нём ставропольскому городничему Янышеву с просьбой довести до сведения общественности («опубликовать»), что торги вышеперечисленного имущества состоятся 17-го апреля. Судя по всему, это прошение привело Янышева в недоумение. Дело в том, что присланные от комиссионера Курепина «фурщики» уже приступили к разборке деревянного здания полкового храма, и при этом в нём не было обнаружено никаких вещей и церковной утвари. Чтобы выяснить, где могут находиться перечисленные в предписании полковника Гундиуса предметы, принадлежавшие церкви Таганрогского полка, городничий Янышев обратился к местному благочинному о. Евграфу Образцову. Тот отвечал, что не знает, у кого хранятся эти вещи, поскольку церковь была полковой и не находилась в его ведении. Обо всём этом городничий Янышев доложил рапортом губернатору Малинскому, который в это время находился в Ставрополе. Переписка между городничим, о. благочинным и губернатором происходила 15 и 16 апреля.

18 апреля Янышев известил ротмистра Ильяшенкова, что о его просьбе он доложил губернатору, однако «до сего еще» с Высочайшего разрешения начата разборка здания церкви для перевозки её в Георгиевск.

21 апреля губернатор Малинский направил городничему Янышеву предписание: «обстоятельно исследовать», каким полком, когда, при каких обстоятельствах и т. д. выстроена была и поддерживалась крепостная церковь, и затем «обо всем обстоятельно донести мне с подробным и достоверным осведомлением». В документе так же говорилось: «а между тем... Ильяшенкову объявить, что сия церковь перевозится по Всевысочайшему соизволению Государя Императора, … с согласия и здешнего дивизионного начальника господина генерал-майора и кавалера Дель-Поццо, а когда исследование о сей церкви…произведено будет, то и о том ему имеет быть объявлено».

Представленный по этому требованию рапорт Янышева (сохранившийся в виде только чернового экземпляра) содержит наиболее ценные сведения по истории крепостной церкви Ставрополя, ставшей потом Покровской кладбищенской в Георгиевске. По этой причине его текст следует привести полностью.

«№ 573 апреля 27 дня. Рапорт губернатору городничего. — Во исполнение предписания Вашего Превосходительства, от 21 апреля за № 2051 последовавшего, имею честь почтеннейше донести, что состоявшая внутри здешней крепости старая деревянная церковь, перевозимая ныне отсель в Георгиевск, по удостоверению здешнего Троицкого собора протоиерея Ильи Тимофеева и отставных из службы чиновников и солдат, пришедших сюда до начатия г. Ставрополя, начально выстроена до 1783 года Владимирским драгунским полком, состоявшим под командою полковника Шульца; по отбытии коего и по поступлении на место его Астраханского драгунского полка под ведением полковника Армелевского (фамилия написана не вполне разборчиво) поновляема оным полком; а потом, по прибытии вместо сего полка такового-ж Таганрогского драгунского, что ныне уланский, по приказанию полковника Беклешова в 1793 г. перестроена и снесена на другое место; и вся вышеписанная постройка производилась нижними чинами, из казенных лесов, без уплаты за оные попенных денег, коих в то время не взыскивалось. После того-же полка шефом генерал-лейтенантом Мусиным-Пушкиным перенесена на третье место, с уменьшением ея против прежде бывшей, Ставропольским мещанином Михайлою… (фамилия неразборчива) с его рабочими ценою за 500 руб., чему будет времени 8 лет. А вскоре потом оной полк в декабре м-це 1810 г. отселе выступил во внутрь России. Для примерного же положения церкви сей цены приглашал я в полицию протоиерея Тимофеева, некоторых чиновников и купцов; но как оная церковь разобрана и перевезена уже в Георгиевск, а потому они заочно и по неизвестности доброты в ней леса цены положить ей не могли».

Фактическая стоимость полковой церкви была определена уже в Георгиевске. 12 мая 1817 г. Георгиевский полицмейстер Павловский представил Малинскому рапорт о выполнении «словесного приказания» губернатора — «с присяжными оценщиками и градским главою учинив оценку перевезённой из г. Ставрополя деревянной церкви, принадлежащей Таганрогскому драгунскому полку». В оценочной ведомости, прилагавшейся к рапорту, кроме заголовка и подписей значилось: «деревянная старая церковь, принадлежащая Таганрогскому драгунскому полку, стоящая с оценки присяжных оценщиков — 125 рублей».

На этом дело по перевозке церкви и претензии Таганрогского полка было завершено. «Благодаря живому участию и настойчивости губернатора Марка Леонтьевича Малинского, начатое дело удалось закончить с небольшим в год: прошение Шукаева подано в январе 1816 г., а перевозка выполнена весною 1817 г.», — пишет С. Колмаков, отмечая, что из архивных документов не видно, была ли ещё какая-то переписка по данному делу и по какой причине оно прекращено. Возможно, соответствующее распоряжение дал губернатор. А может, и сам командир Таганрогского полка счёл неудобным далее предъявлять претензии на свою старую церковь. Ведь местные власти отдали её жителям Георгиевска безвозмездно, перевозка была произведена по Высочайшему повелению, а стоимость церковного здания оказалась незначительной.

По мнению же автора этих строк дело о полковой церкви остановилось по другой причине, которую С. Колмаков в начале ХХ века не мог ни предположить, ни проверить. А причина такая. Сегодня нетрудно узнать в интернете, что полковник Вилим Антонович Гундиус, герой Отечественной войны 1812 года, командовал Таганрогским уланским полком с 22 октября 1816-го по 15 мая 1817 года, когда был назначен командующим Митавским драгунским полком. То есть, в разгар разбирательств по вопросу стоимости полковой церкви Гундиус был перемещён в другой полк, а на его место был назначен полковник Гаврила Иванович Степанов (уже командовавший Таганрогским полком, правда, всего два месяца перед назначением Гундиуса). Возможно, в связи с назначением полковника Степанова ротмистр Ильяшенков отбыл из Ставрополя в расположение полка, и продолжать начатое «церковное» дело стало некому. Возможно, полковника Степанова, в отличие от Гундиуса, по какой-то причине не интересовала судьба старой полковой церкви. А может, Ильяшенков рассказал своему новому начальнику, что никакого церковного имущества он в Ставрополе не нашёл, а саму церковь по Высочайшему распоряжению перевезли в Георгиевск. И Степанов, только-только получивший желанный пост, решил пока не создавать себе ненужных проблем. В общем, дело попросту заглохло из-за отсутствия дальнейших претензий со стороны Таганрогского полка.

Подтверждением, что дело именно заглохло, а не было окончательно разрешено, является дальнейшая история, которую излагает С. Колмаков в своей книге «Крепостная церковь в городе Ставрополе (По архивным документам)». Он пишет, что Таганрогский полк вторично заявил претензии на свою церковь — лет через десять, при других уже лицах и изменившихся условиях.

3 ноября 1826 г. командир Белгородского уланского (бывшего Таганрогского) полка полковник Маков, будучи в Ставрополе «на походе в Персию», представил начальнику области генерал-лейтенанту Георгию Арсеньевичу Емануелю рапорт, в котором просил его распорядиться возвратить полку деньги, потраченные на сооружение полковой церкви.

Генерал-лейтенант Георгий Арсеньевич Эммануэль. В тексте его фамилия упоминается как «Емануель».

Вот фрагмент текста рапорта Макова: «добровольным пожертвованием полка без всякого общественного пособия была выстроена в г. Ставрополе деревянная церковь во имя святаго Николая. По выступлении полка из г. Ставрополя церковь сия поручена была надзором земскому начальству, с тем, что буде в течение времени общество города признает церковь сию за собою, то издержанные на постройку оной деньги выслало бы полку. После сего я и мои предместники относились… несколько раз с сим предложением к Ставропольскому земскому правлению, которое сии отношения оставляло даже без ответов. Сего 2-го ноября я с вверенным мне полком прибыл в г. Ставрополь, где от жителей узнал, что означенная церковь продана, неизвестно с какого разрешения, купцу Куренину, который и перевез оную в г. Георгиевск… Смею нижайше просить... приказать деньги, употребленные на сооружение означенной церкви, … возвратить обратно полку».

17 ноября Еммануель предложил Областному Правлению собрать необходимые сведения о полковой церкви и «учинить надлежащее распоряжение к удовлетворению требования господина полковника Макова».

В свою очередь, Областное Правление 2 декабря 1826 г. определило Городской Думе поднять необходимые дела с 1811 года и, как можно скорее разобравшись в них, доложить Правлению, кем была продана церковь, кому, с чьего разрешения, за какую цену, и где находится вырученная сумма. Соответствующий указ Думе был послан того же числа, но ответа не последовало. Повторно этот указ был направлен в Думу 28 апреля 1827 г., и получение его было подтверждено.

С 16 мая 1825 г. (день открытия областных присутственных мест) Ставрополь стал областным городом, центром военного и гражданского управления края. Не удивительно, что новым лицам и учреждениям не скоро удалось восстановить истинные обстоятельства перевозки церкви в Георгиевск.

17 июня Дума, наконец, ответила, что «указ оставался без исполнения за прежними членами Думы, а при содействии нынешних членов» выяснилось, что в делах Думы нет никаких документов, из которых следовало бы, что церковь была кому-то продана.

За несколько дней до этого, 14 июня, Емануель подтвердил Областному Правлению о исполнении по делу «в самоскорейшем времени».

30 июня Областное Правление определило направить дело в полицию: «частному приставу Фенскому предписать указом, чтобы он вообще с депутатом со стороны военной произвел аккуратнейшее исследование… к открытию виновных в продаже той церкви и сокрытию вырученных денег». При этом Фенскому было поручено самому истребовать дополнительные сведения из Белгородского полка, «нахоящагося ныне в отдельном Кавказском корпусе».

Не получая удовлетворения по делу, полковник Маков, находясь снова в Ставрополе, 10 сентября 1828 г. подал Емануелю второе прошение — почти дословно в прежних выражениях, только вместо «земского начальства» была указана «градская полиция».

Так как расследование уже было поручено полиции, то Емануель 12 ноября предписал непосредственно Полицейскому Управлению: «поспешить донести мне, в каком положении находится дело». В ответ на это городничий Хитрово донёс, что дело «остановилось за недоставлением Георгиевским Духовным Правлением сведения»… Фенский в это время уже не состоял на должности, а купец Курепин оказался умершим.

Какие меры приняты были дальше, из архивных документов не видно, но наконец откуда-то было извлечено «дело по рапорту Георгиевского полицеймейстера Павловского о перевезенной из Ставрополя деревянной Церкви... 1817 г.», и Емануель 28 февраля 1829 г. сообщил Макову краткие сведения об обстоятельствах перевозки церкви, упомянув и о её оценке в 125 рублей. В тот же день Емануель снова направил дело в Областное Правление. По сути, оставалось выяснить, кто и кому заплатил эти 125 рублей, и заплатил ли вообще.

Последним документом в этом деле, длившемся более двух лет (с 3 ноября 1826 г.) было определение Областного Правления от 11 апреля 1829 г.: «и. д. городничего Попову указом велеть… принять со своей стороны все возможные меры к дознанию, кем и куда подета…церковь…, не получил ли кто за неё денег… и по забратии таковых сведений то дело доставить без замедления времени… в сие Правление». На этом дело обрывается. «Может быть, и теперь полковое начальство, узнав обстоятельства перевозки церкви и что факт продажи её не имел места, сочло неудобным продолжать дело», — пишет С. Колмаков.

Как видно из текста рапорта полковника Макова, церковь Таганрогского полка имела престол «во имя святаго Николая». С. Колмаков полагает, что полк, уходя из Ставрополя, как это бывало обычно, забрал с собой походный иконостас, антиминс, напрестольные Евангелие и Крест, священные сосуды и другие важнейшие алтарные принадлежности, которые все вместе составляли понятие «полковая церковь». Поэтому впоследствии никто и не называет оставшееся церковное здание «по имени». Не видя иконостаса, в местном ряду которого всегда располагается икона храмового святого, или антиминса, на котором имеется соответствующая надпись, невозможно определить, кому посвящена церковь. Именно поэтому слово «Никольская» не фигурирует ни в одном документе, связанном с перевозкой здания полковой церкви из Ставрополя в Георгиевск. Но в царской армии полковой праздник (по современному — День части) всегда совпадал с престольным праздником полкового храма, т. е. отмечался в день памяти святого или события церковного календаря, которому был посвящён полковой храм. И это прекрасно знали как полковник Маков, так и любой другой военнослужащий.

В упомянутых выше документах ничего не говорится об освящении храма после перевозки его на новое место, и почему он был назван в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Вероятно, именно такой выбор мог быть сделан по причине того, что разрешение на перенос его в Георгиевск было получено в октябре, когда празднуется Покров. «Переименование» же бывшей полковой церкви было неизбежно, так как в Георгиевске уже имелся храм в честь святителя Николая Чудотворца.

Некоторая информация о Покровской церкви содержится также в книге Н. Н. Шабловского «Георгиевская старина». Вот она.

«В юго-западной окраине города, у окраины так называемой Тифлисской слободки, есть остатки кладбища ещё екатерининского времени... Отцы старожилов рассказывали, что на кладбище этом стояла ещё часовня, где отпевали умерших, никто этой часовни теперь не помнит, говорят, что часовня была разобрана и материалом из неё воспользовались при постройке церкви в 40-х годах на новом кладбище, затем все остальные камни от часовни и могил были растащены местным населением».

«В северной части города расположилось новое кладбище. Оно разрослось вокруг старого. Но зайдёмте на минуту в кладбищенскую деревянную небольшую церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы; здесь, в левой стороне церкви, перед иконостасом в пол вделана металлическая надгробная плита со следующей надписью: “Здесь покоится рядом со своей бабушкой — грузинской царевною Екатериной Ираклиевной, скончавшейся 1818 года, внучка её — княгиня Екатерина Луарсабовна Чавчавадзе, умершая 23 лет от роду 18 января 1867 года”. Выйдя из церкви, около которой теснятся купеческие по преимуществу памятники позднейшего времени, повернем направо и пойдём среди разных могил вглубь кладбища... Довольно глубокая когда-то канава, вся заросшая теперь частью белой акации, кое-где колючим терном и боярышником, отделяет старое кладбище от нового... Кладбище это существует, судя по старым могилам, с 1800 годов. Здесь попадается много ям от старых могил, много плит каменных, чугунных... Всё обветшало, покрылось мхом, ушло в землю, покачнулось, памятники кое-где рухнули уже, другие рушатся, немногие лишь уцелели... Это кладбище “коллежских асессоров”, как говорят старожилы и объясняют это название кладбища следующим: «Ещё при Александре I, будто бы по мысли гр. Сперанского, титулярных советников, не имеющих права по своему образовательному цензу на следующие чины, переводили для пользы якобы службы на Кавказ, где они получали чин коллежского асессора. В Георгиевске они кончали свою жизнь, не перенося здешнего климата, от малярии, тифа и других болезней».

Итак, в этих фрагментах упомянуты три георгиевских кладбища: «екатерининских времён» (в юго-западной окраине города, на окраине Тифлисской слободки), а также «старое» («коллежских асессоров», появившееся в 1800-х годах) и разросшееся рядом «новое» (действовавшее в начале ХХ века) — в северной части города. Нам доподлинно известно, что весной 1817 года церковь Таганрогского драгунского полка была перенесена из Ставрополя на «старое» кладбище Георгиевска.

Но почему же георгиевские старожилы говорили Шабловскому, что Покровская церковь строилась «в 40-х годах» XIX века? Никакой ошибки здесь быть не может, — в сведениях из Клировой ведомость Вознесенского собора за 1885 г., к которому была тогда приписана Покровская церковь, также сообщается: «Покровская Кладбищенская церковь построена в 1841 году тщанием прихожан».

Других документальных свидетельств, связанных с Покровской церковью и датированных периодом с 1817 по 1914 год, автор этих строк не встречал. Поэтому остаётся только сопоставлять имеющиеся факты, размышлять и выстраивать более или менее вероятные версии, пытаясь хоть что-то хоть как-то объяснить.

Таких версий напрашивается две — в зависимости от того, использовалось ли здание бывшей церкви Таганрогского полка при проведении строительных работ в 1841 году. Если да, то реконструкция старой церкви была настольно значительной, что её стали считать постройкой нового храма. Если же не использовалось, то остаётся только предполагать, почему.

Могло ли, например, здание старой деревянной церкви сгореть дотла при пожаре? Теоретически, конечно, да. Но столь неординарное событие наверняка бы осталось и в памяти георгиевских старожилов, и в исторических свидетельствах. Таких свидетельств нет, поэтому будем считать это предположение маловероятным.

Могло ли здание бывшей церкви Таганрогского полка быть в очередной раз целиком продано в другой населённый пункт? Теоретически, да. Например, потому, что с практической точки зрения оказалось выгоднее получить за него некоторую сумму денег, чем реконструировать. Но Шабловский пишет, что для строительства новой церкви использовались материалы «часовни», находившейся у окраины Тифлисской слободки. А это обстоятельство наводит на мысль, что в 1841 году кладбищенскую церковь строили буквально из всего того, что только можно было найти тогда в Георгиевске. Поэтому, скорее всего, следует считать, что новая церковь была построена из материалов старой церкви и «часовни».

Примечательно, что в 1845 году, всего четыре года спустя, была «распространена крестообразно» другая церковь Георгиевска — Никольская (к ней были достроены боковые приделы, расширена центральная часть, а над входом устроена колокольня).

Почему же Никольский храм, имеющий статус собора и однозначно более важный для города (в тот период заштатного и не располагавшего значительными денежными средствами), был реконструирован лишь во вторую очередь? Может быть, когда-нибудь на этот вопрос будет дан однозначный и достоверный ответ. Возможно, мастера решили сначала отработать технологию и «потренировались» на кладбищенской церкви... А может, увидев, как преобразилась кладбищенская церковь, ктиторы Никольской церкви решили провести реконструкцию главного городского храма…

Поскольку наиболее вероятной является версия «большой реконструкции», то хорошо бы понять, что собой изначально представляла церковь Таганрогского полка. Некоторую информацию о ней можно получить, рассматривая план Ставропольской крепости, датированный 1809 годом. На нём можно видеть только одну церковь. Здание её помечено литерой «А», которой в описании соответствует надпись «Полковая церковь». Ранее упоминалось, что Таганрогский полк ушёл из Ставропольской крепости в декабре 1810 года. Следовательно, это именно та церковь, которая нас интересует.

Полковая церковь на плане Ставропольской крепости, датированном декабрём 1809 г.

На плане видно, что центральная часть крепостной церкви была в основании квадратной. От восточной стороны этого квадрата простирался алтарь пятиугольной формы, с острым углом на восток, а к южной и северной сторонам были пристроены совсем небольшие тамбуры или крылечки. С западной стороны имелся небольшой притвор, размеры которого позволяют утверждать, что колокольня у полковой церкви отсутствовала.

По этим признакам можно утверждать, что полковая церковь была совершенно не похожа на ту Покровскую церковь, которую мы видим на фотографиях. Напрашивается мысль, что она стала такой в 1841 году, но существуют документальные свидетельства, позволяющие утверждать, что это не так.

В одном из номеров газеты «Пятигорское эхо» за 6 февраля 1914 года была опубликована следующая заметка: «Выборы церковного старосты. 2 февраля, после поздней литургии в местном соборе (т. е. в Вознесенском) происходили выборы на новое 3-летие соборного старосты, каковым единогласно был избран настоящий староста Д. Д. Сбитнев. Прихожане решили поднести Сбитневу в воскресенье, 9 февраля, благодарственный адрес за его труды по украшению храма, по организации певческого хора и по расширению Покровской кладбищенской церкви...»

Почтовая открытка. Издание контрагентства А.С.Суворина и К, Фототипия Шерер, Набгольц и Ко, 1917 г.

Когда же была расширена Покровская кладбищенская церковь? Поскольку речь в заметке идёт об итогах трёхлетней работы соборного старосты, то, скорее всего, это произошло в промежутке с 1911 по 1913 гг. В экономическом плане то время было весьма благополучным, и местные церковные благодетели вполне могли позволить себе значительные расходы.

Почему расширением кладбищенской церкви занимался именно соборный староста? Потому что после освящения Вознесенского собора она была приписана к этому собору.

Что следует понимать под словами «расширение Покровской церкви»? Вероятнее всего, к ней были пристроены боковые приделы. Косвенным подтверждением этого может служить надгробная плита над могилами грузинской царевны и её внучки, которую Шабловский видел «в левой стороне церкви, перед иконостасом». Судя по всему, в 1818 году грузинская царевна Екатерина Ираклиевна была похоронена у северной стены кладбищенской церкви, совсем недавно перенесённой из Ставрополя. В 1841 году кладбищенскую церковь построили заново (вероятно, расширив старое здание на запад и соорудив колокольню), но могила царевны всё также находилась у северной её стены. В январе 1867 г. в эту же могилу подхоронили внучку Екатерины Ираклиевны, после чего была отлита и возложена на надгробье упомянутая Шабловским чугунная плита. И лишь в начале ХХ века, после расширения церкви стараниями Д. Д. Сбитнева, могила грузинских особ оказалась внутри церкви, в левой её стороне.

Вид на Покровскую церковь с севера. Хорошо видны упомянутые Н. Н. Шабловским «купеческие по преимуществу памятники позднейшего времени»

Книга «Георгиевская старина» вышла из печати в 1914 году, а фрагмент её — статью «Георгиевские кладбища» — Н. Н. Шабловский опубликовал в № 10 издания под названием «Записки Терского Общества любителей казачьей старины» за 1914 г. Значит, Шабловский описывает кладбищенскую церковь уже после завершения работ по её расширению. Именно по причине постройки северного придела «купеческие по преимуществу памятники позднейшего времени» могли оказаться в непосредственной близости от церкви, что Шабловский передаёт словом «теснятся». А по причине строительства южного придела практически не осталось места между забором и церковным зданием, что хорошо видно на фотографиях. Вообще, вокруг храма должно быть свободное пространство, достаточное для совершения крестных ходов, предписанных церковным уставом в определённые дни церковного года. Но Покровская церковь в 1910-е годы была не приходской, а исключительно кладбищенской, — уже многие десятилетия в ней совершались только заупокойные богослужения, связанные с погребением усопших. Вероятно, именно поэтому было решено расширить её, максимально использовав окружающее церковь свободное пространство.

Чтобы окончательно завершить тему перестройки Покровской церкви в 1841 году, необходимо сказать несколько слов о «часовне» на окраине Тифлисской слободки. Откуда она там взялась, и почему её не перенесли на кладбище «коллежских асессоров» ещё весной 1817 года, чтобы сразу использовать для расширения только что перевезённого из Ставрополя церковного здания? Ответ на эти вопросы — тоже всего лишь весьма вероятная версия.

Тифлисская слобода появилась в Георгиевске как место дислокации Тифлисского гренадерского полка. Шабловский по этому поводу пишет следующее: «Полк этот прибыл из России в Кубанский корпус кавказских войск в 1782 году под именем Куринского пехотного полка; в 1784 году — в связи, вероятно, с вассальным подчинением Грузии России — он переименовывается в Тифлисский мушкетерский и, наконец, в Тифлисский гренадерский. Штаб этого полка долго находился в Георгиевске. Полк ушёл с Северного Кавказа не ранее 1800 годов».

Полковой праздник Куринского (Тифлисского полка) — 8 июля (21 июля по н. ст.), день церковного почитания Казанской иконы Божией Матери. Соответственно, скорее всего, полковая церковь Тифлисского полка была в честь Казанской иконы Божией Матери. Если это так, то становится понятно, почему в издании «Историческое описание соборных и приходских церквей, в Российской Империи находящихся, с показанием времени построения оных» (Москва, Типография Семёна Селивановского, 1828) на 36-й странице напечатано, что в Георгиевске, помимо Никольской церкви, имеется «Церковь приходская во имя Казанскiя Богородицы, построена в 1786 году».

Фрагмент страницы из книги «Историческое описание соборных и приходских церквей, в Российской империи находившихся, с показанием времени построения оных», 1828 г.

Конечно же, полковая Казанская церковь стояла в расположении полка — в Тифлисской слободке. Поскольку она находилась вне действующей Георгиевской крепости (режимного военного объекта), именно туда, а не в Никольскую церковь, находившуюся на крепостной площади, беспрепятственно могло ходить гражданское население Георгиевска, большей частью состоявшее из отставных солдат, проживавших в слободке, их жён и детей. Вероятно, именно по этой причине Казанская церковь в «Историческом описании…» значится как приходская.

Когда Тифлисский полк ушёл в Грузию (известно, что в 1817 г. в составе 20-й пехотной дивизии он был расквартирован в с. Караклис), священник отбыл вместе с командованием, забрав с собой церковное имущество, которое по своей сути и составляло полковую церковь. Здание же её по-прежнему принадлежало Тифлисскому полку, хотя и использовалось местным духовенством как часовня, в которой отпевали умерших.

Тифлисская слободка и кладбище «коллежских асессоров» на плане губернского города Георгиевска, 1815 г.

Если всё это так, то в 1841 г. в стены Покровской кладбищенской церкви легли брусья из здания бывшей Казанской церкви Тифлисского полка (вопрос права собственности на которое к тому времени был решён в пользу города). Вполне возможно, что старожилам, с которыми беседовал автор «Георгиевской старины», и их отцам, воспоминания которых он зафиксировал, такие детали не были известны, либо они просто позабылись.

При крайней бедности Георгиевска конца XVIII — начала XIX веков, о которой в один голос говорят все исторические источники, практически невероятно, чтобы в непосредственной близости от полковой Казанской церкви была выстроена ещё и часовня. Наверняка в слободке был только один церковный объект. Имеющиеся в данный момент у автора этих строк электронные версии планов города Георгиевска 1815 и 1842 годов имеют малые размеры и низкое разрешение, поэтому их невозможно использовать для получения какой-либо дополнительной информации о Казанской церкви Тифлисского полка или Покровской кладбищенской церкви. Однако эти документы представляют интерес для дальнейших исследований.

Но вернёмся к описаниям Шабловского. Цитируя надпись на надгробной плите грузинских особ, приведённую выше, он делает к ней следующую сноску: «На главном куполе Покровской церкви золотой крест увенчан сверху короной. Вероятно, эта корона на кресте имеет связь с могилой грузинской царевны и её внучки».

На почтовой открытке издания контрагентства А.С.Суворина и К можно рассмотреть корону на кресте главного купола Покровской церкви

Скорее всего, это предположение Шабловского не верно. Архимандрит Макарий (Миролюбов) в своём труде «О форме крестов на главах храмов и колоколен» (1860 г.) пишет: «На некоторых храмах поверх крестов имеются короны. Но короны эти, как думают, приделаны только к тем храмам, которые находились в особенных отношениях к коронованным лицам». То есть, корона помещалась на вершину надглавного креста в знак того, что эта церковь воздвигнута либо по царскому указу, либо на пожертвования из царской казны. Как уже было сказано, перенос полкового храма из Ставрополь в Георгиевск, а также возведение его в Георгиевске были разрешены, в виде исключения, лично Российским императором Александром Первым. Именно этот факт на самом деле является причиной установки короны на крест главного купола Покровской церкви.

Можно ли сегодня точно определить место, на котором стояла Покровская кладбищенская церковь? Да, можно! В «Кавказских календарях» за 1860-е годы публиковались таблицы «Географических пунктов 2-го и 3-го класса, определённых в 1860, 61 и 62 годах, триангуляцией Северного Кавказа». «Кавказский календарь» на 1864 год (Типография Главного Управления Наместника Кавказского, Тифлис, 1863, стр. 218) содержит координаты колоколен Никольского собора, Покровской кладбищенской церкви и Армянской церкви города Георгиевска.

Фрагмент страницы № 218 «Кавказского календаря» на 1864 г. с указаниями координат храмов города Георгиевска, отсчитанных от меридиана Ферро

Эти значения отсчитаны от меридиана Ферро, поэтому их надо перевести в координаты по Гринвичу, используемые в современных электронных картах (например, Google-map). Поскольку известны значения координат колокольни Никольского собора, то, сравнив их с координатами этого объекта на гораздо более точных Гугл-картах, получим величину поправки на погрешность измерений, сделанных в середине XIX века. Не вдаваясь в математические подробности, приведу два интересующих нас значения. Координаты колокольни Покровской кладбищенской церкви: 44.155057 градуса северной широты, 43.472966 градуса восточной долготы. То есть, церковь располагалась в 5-10 метрах слева от входа на стадион «Труд»:

Отметка, соответствующая координатам колокольни Покровской кладбищенской церкви

В завершение — ещё несколько штрихов к уже имеющейся картине.

Зимой 1914 года газета «Пятигорское эхо» сообщала о пожаре «в доме, находящемся на городском кладбище, в котором помещалась богадельня с двумя престарелыми мужчинами и 9 женщинами». Пожар произошёл в 4 часа утра 25 января «от железной трубы топившегося чугунка, проведённой через турлучный потолок». Огонь повредил одну комнату, потолок над ней и часть крыши со стропилами. Люди не пострадали. Убыток составил 500 руб. «Здание богадельни почти всё турлучное, местами снаружи обложенное кирпичом», — говорилось в заметке. Скорее всего, на кладбище не имелось никаких других домов, кроме того, который упомянут в клировой ведомости за 1885 год: «Зданий, принадлежащих (Покровской кладбищенской) церкви, нет, кроме деревянного дома в церковной ограде о пяти комнатах с кладовой и сенями, покрыт железом, в коем помещается псаломщик Феодор Закхеев и церковный сторож». Вероятно, именно в нём в начале ХХ века действовала богадельня для престарелых.

«Дом в церковной ограде, о пяти комнатах, с кладовой и сенями», в котором, вероятно, и располагалась богадельня для престарелых. Фрагмент почтовой открытки издания А.Я. Эпштейна

Автору этих строк приходилось слышать рассказы георгиевских старожилов о том, что в начальный период Великой Отечественной войны в Покровской церкви размещался госпиталь для советских солдат. При этом умерших от ран хоронили неподалёку. Наверняка для нужд госпиталя использовалось и здание вышеупомянутой богадельни.

Примечательно, что городской сад (сегодня известный как парк) от кладбища отделяла улица или дорога. Газета «Пятигорское эхо» 11 февраля 1914 г. била тревогу, что эта улица служит свалочным местом для различного мусора и отбросов, а городские ассенизаторы сливают туда нечистоты. Сегодня этой улицы нет, и, вероятно, на её месте существует съезд с улицы Гагарина на площадку между кафе «Феникс» и кафе «Ивушка».

Вероятно, этот съезд в начале ХХ века был дорогой, отделявшей городской сад (парк) от кладбища

Сохранились воспоминания писателя А. И. Солженицына о Покровской церкви и кладбище, на котором в 1918 г. был похоронен его отец, Исай Солженицын, умерший от заражения крови в результате ранения, полученного на охоте. 26 сентября 1994 года Александр Исаевич буквально на пару часов приезжал в Георгиевск. Солженицына сопровождали местные журналисты и представители городской власти, в числе которых был М. И. Федькин. Позже Матвей Иванович опубликовал то, что услышал от Александра Исаевича, когда они приехали ко входу на стадион «Труд», построенный на месте кладбища. Процитирую:

– Вот здесь стояла прикладбищенская церковь, небольшая, но в ней шла служба. Примерно в тридцати метрах от неё на север могила отца. Вот здесь примерно, — рассказывал Солженицын, отмеривая шагами расстояние. — Вот здесь примерно закатали могилу моего отца. Ещё в 1937 году мы с мамой были на могиле. Очень печально! Память не храним…

Покровская церковь была закрыта советскими властями, скорее всего, ещё в конце 1930-х и больше уже не открывалась. Кладбище «коллежских асессоров» существовало до начала 1950-х, но уже не действовало. В 1920-х годах захоронения начали производиться на другом кладбище (там сейчас стоит Георгиевский собор). В 1952 году на месте кладбища «коллежских асессоров» была устроена спортивная площадка, а в 1953 году — стадион. Сведений о том, когда была разобрана Покровская церковь, куда были употреблены брёвна из её стен и что стало с могильной плитой Чавчавадзе, пока не встречалось.

Однако вплоть до сентября 2005 года у входа на стадион «Труд» можно было увидеть каким-то чудом сохранившуюся могильную плиту с кладбища «коллежских асессоров», вытесанную из машукского камня, которая буквально валялась на одном из газонов. Надгробье было сфотографировано автором этих строк, а потом перевезено на территорию Георгиевского храма, где находится и сегодня.

Могильная плита валяется на газоне у входа на стадион. Обе фотографии сделаны 13 апреля 2005 г.

Эта же могильная плита, фото сделано 22 сентября 2005 г.

Надпись на могильной плите сохранилась, но довольно сильно повреждена — отчасти временем, отчасти строительной техникой (вероятно, стальным тросом, которым её волокли). Некоторые части текста читаются хорошо, а большинство повреждённых слов удаётся угадать по смыслу. В итоге можно прочесть вот что (сохранены орфография и пунктуация оригинала): «Под сим камнем покоется прах детей колежского ассесора Никифора Григорьива Кириченки Iоанна скончавша(гося) (неразборчиво) на 4 году отъ рождения Георгiя скончавшаго 1836 года на 12 году отъ рожденiя Екатерины 2 месяцов (неразборчиво, вероятно имя) месяцев. Покой Господи души их».

Вскоре после создания Георгиевской епархии, в 2014 году, по благословению епископа Георгиевского и Прасковейского Гедеона прорабатывался вопрос о возможности установки памятных знаков на местах разрушенных в ХХ веке православных храмов города Георгиевска. В итоге выяснилось, что практически на том самом месте, где некогда стояла Покровская церковь, имеется подходящая площадка. Однако по финансовым причинам до сооружения памятника дело не дошло. Остаётся надеяться, что он будет установлен в будущем.

В 2017 году утраченный престол Покровской церкви был восстановлен в северном приделе Георгиевского собора города Георгиевска.

В апреле 2018 года на территории стадиона «Труд» по инициативе администрации Георгиевского городского округа была установлена мемориальная плита, напоминающая о кладбище «коллежских асессоров». Также на ней увековечены имена некоторых похороненных здесь известных горожан. В их числе Владимир Александрович Михалков — отец Почётного гражданина города Георгиевска, писателя и поэта, автора двух редакций государственных гимнов (СССР и России) Сергея Михалкова.

иерей Владимир Шалманов