27 июня исполняется 100 лет старейшей прихожанке Георгиевского храма города Георгиевска Олимпиаде Ивановне Комаровой. В преддверии юбилея корреспондент «Георгиевского епархиального вестника» Наталья Литвинова побывала в гостях у почтенной старицы и побеседовала с ней о жизни и вере.

- Олимпиада Ивановна, для меня большая честь познакомиться с вами. Расскажите, пожалуйста, о себе. Откуда вы родом?

- Я родилась в 1920 году в Ескино - глухой деревне Щёлковского района Московской области, которая входит в состав городского поселения Фряново. Кстати, рабочий поселок Фряново был знаменит своей шерстопрядильной фабрикой, ставшей одним из крупнейших предприятий в СССР. Когда-то его даже хотели сделать городом, но по неизвестным мне причинам этого не произошло.

Другая часть моей жизни связана с Камчаткой, а вернее с городом Петропавловском-Камчатским. Там мне довелось прожить вплоть до выхода на пенсию.

- Как же вы оказались на Ставрополье?

- В то время на Камчатке работающему населению отпуск давали раз в два с половиной года. Зато отдыхать отправляли сразу на три-четыре месяца. Отпуск решила провести на юге, - как раз знакомые, проживавшие в Георгиевске, пригласили меня погостить у них. Город мне понравился - чистый, зелёный, уютный. Сюда многие приезжали, чтобы встретить старость. Так, в 1970 году, купив небольшой домик, переехала и я в Ставропольский край.

Живу вместе с моим внучатым племянником Денисом и его семьей. Они говорят, что я им роднее родных и заботятся обо мне.

- Ваше детство… Каким оно было?

- Совсем не таким безоблачным, как у современных детей. В шестилетнем возрасте мне приходилось помогать маме жать серпом рожь, а в семь лет я уже стала самостоятельной рабочей. Знаете, пору уборки в старину называли страдой, потому что это крайне тяжелая работа. Представьте палящее солнце, безветрие. И нужно спешить, потому что в любой день может всё намочиться дождём.

Однажды мама заболела, а папу, как назло, отправили в командировку. Тогда я вышла в поле и увидела, что оно почти всё сжато. Осталась нетронутой лишь единственная полоска овса. И так мне её жалко стало, что я сама взялась за дело: сжала овёс, связала в снопы и аккуратно сложила. Вся деревня диву давалась, как маленький ребёнок смог с этим справиться.

Сегодня всё заменили комбайны. Уборочная кампания теперь заканчивается в считанные дни. Но было время, когда всё было по-другому. Я часто говорю племяннику: «Приучай детей к труду! Им это в жизни пригодится».

- Вы застали разные периоды истории нашей страны. Какой из них, по-вашему, был самым тяжёлым?

- Многие вспоминают времена советской власти как благоденственные. Я не из тех людей. В 1930 году, когда мне было 10 лет, в Советском Союзе развернулась кампания террора против зажиточного крестьянства, вошедшая в историю как «раскулачивание». Вы, наверное, слышали или читали об этом в исторических книгах. Я живой свидетель тех дней.

В соседней деревне жила моя подруга и одноклассница Тоня Бурова. Её отец купил самодельную молотильную машину. По современным меркам она не могла бы представлять никакой ценности, но тогда подобное оборудование считалось роскошью, ведь на нём можно было молотить хлеб. Местные органы власти, узнав о покупке, отобрали дом и отправили в Сибирь обычных русских крестьян, работавших с утра до ночи. К сожалению, почти вся семья Буровых, состоявшая из 11 человек, погибла в суровых сибирских условиях от голода и холода. Выжил только отец. Он сам похоронил жену и детей.

А вот мой дядя, состоявший в партии, был одним из тех, кого послали на деревню раскулачивать крестьян. Он плакал, когда ему отдали приказ отправить умирать в сибирские леса многодетную семью только за то, что у них было две коровы. В тот же день мой дядя сдал партийный билет, со словами: «Я вам больше не товарищ». С тех пор он уже не мог устроиться ни на одну работу, зато научился подшивать обувь и этим стал зарабатывать на жизнь.

К слову, рабочим в то время, жилось менее тяжело - им платили зарплату. А вот нас, крестьян, насильно загоняли в колхозы и делали безвольными рабами. Мы косили и жали без отдыха и выходных, ничего не получая за свой труд. Всё, что зарабатывал колхоз, приходилось отдавать на благо государству. Те, кто имел приусадебные участки, тоже были вынуждены платить непосильный налог. У крестьян конфисковали овощи, яйца, мясо, - нам не оставалось ничего.

Помню, 1933 год выдался особенно неурожайным. Собрали мы тогда только два мешка картошки, но и ее у нас отобрали. Вся наша семья осталась голодной. Моя семилетняя сестра ходила на мельницу, где ей давали кусок хлеба. По дороге домой она стучала людям в окна и просила помощи. Кто-то давал ещё корочку хлеба, кто-то одну картофелину. Потом все это по крошкам делилось между мамой, папой и нами. А нас было четверо детей. Благо, я нашла одно место, на котором рос щавель, - из него можно было сварить борщ.

Иногда меня отправляли за хлебом в город, где жила наша тётя Дуня. Я шла пешком через лес тридцать километров. Это приблизительно столько же, сколько от Георгиевска до Минеральных Вод. Добравшись до места, мне приходилось до трех дней стоять в очереди, чтобы получить шесть булок. Я укладывала их в мешок, сверху клала белые сухари, которые мне давала тётя, и шла обратно по лесу домой.

Кроме того, наши родители время от времени ездили в Москву за отрубями. Сейчас ими кормят животных, а в то время мама пекла из них лепёшки, которые казались нам необычайно вкусными. Я брала одну такую лепёшку и шла купаться на речку. По дороге гладила её и приговаривала: «Благодаря тебе я буду жить и не умру».

Насилу дождались августа, когда поспела рожь. Каждой семье её выдали по пуду, - какое это было счастье для всех!

- А что происходило в более поздние годы? Кем вы работали?

- Я получила фабрично-заводское образование и пять лет проработала по специальности. Затем поступила в техникум, но уже через год обучения началась война. Она не позволила осуществиться мечтам многих студентов и учителей, которым пришлось вместо ручек и тетрадей взять в руки оружие или уйти в партизаны. Какая-то часть учебных заведений закрылась, в том числе и моё. Людей стали массово отправлять рыть окопы. Меня тоже хотели отправить, но я записалась на курсы трактористов и избежала этой участи. Зато в 1942 году, освоив новую профессию, я села на трактор и самостоятельно вспахивала на нём землю, работая в тылу.

Как ни странно, но в этот период колхозники не знали голода, - ржи было много. Вот, как в море волны переливаются, так и поля ржаные от ветра колыхались. Глаз не отвести – до чего красиво! Запаслись ею мы с лихвой.

А вот зимой, когда сельскохозяйственные машины находились на ремонте, меня решили отправить на курсы механиков. Желания менять специальность у меня не было, но пришлось подчиниться - поехать на переобучение, которое длилось ровно полгода. Вот тогда я и узнала вновь, что такое голод. Выдавали нам по 400 грамм чёрствого хлеба в день. Представляете? Мы его за раз съедали. Ещё кормили супом, сваренным на воде с несколькими кусочками картошки. Тяжело учиться, когда все мысли только о еде. Пережив и это испытание, я благополучно вернулась домой. Однако сразу же попросилась обратно на свою прежнюю должность, так как у трактористов транспорт был всегда под рукой, а идти до работы ни много ни мало - тринадцать вёрст.

Со временем, я все же доучилась в техникуме, но найти «свою» профессию так и не могла. Изменить кардинально жизненный путь мне помог случай. Написав на бумаге варианты разных специальностей, я отправилась к одной монахине за советом. Она взяла мой список, покрутила его в руках и назвала почему-то ту профессию, которую я вообще даже не рассматривала. «Иди, - говорит, - в медицину». Я совету монахини противиться не стала - у нас как раз шел набор на профессиональные курсы медицинских сестер, длившиеся два года. Закончив их с успехом, я до самой пенсии работала старшей операционной сестрой в хирургическом отделении.

- Вы вспомнили годы Великой Отечественной войны. Доводилось встретиться с фашистами лицом к лицу?

- В деревне до войны проживало очень много молодёжи. Потом она совсем опустела, - всех ребят отправили на фронт. Непосредственно в нашей местности боевых действий не было. Тем не менее, мне всё же довелось один раз столкнуться с фашистами, и я очень хорошо запомнила этот случай. Мы тогда с одной старушкой шли вдоль опушки леса. Идём, разговариваем о том, о сём. Как вдруг, откуда ни возьмись, летит немецкий самолет! Да так низко летит, что через открытую кабину можно было и немцев разглядеть, и голоса их услышать. Старушка как увидела белый крест на брюхе, так и упала навзничь, а я на неё. Немцы хохотать стали, но нас не тронули и полетели дальше. Видимо, их путь на Москву лежал.

- Олимпиада Ивановна, вы считаетесь старейшей прихожанкой Георгиевского собора. Хотелось бы узнать, когда вы пришли к православной вере?

- Как раньше жили все крестьяне? А жили они в ладу с соседями и родственниками, в церковь ходили, молились, веровали в Господа нашего Иисуса Христа. Мои родители не были исключением, потому и я росла, зная и соблюдая православные традиции. Помню, что ещё в дошкольном возрасте мы всей семьёй ходили на ночные пасхальные службы. Вот только когда именно я первый раз пришла в храм, сказать не могу. Видимо, совсем мала была, раз не сохранились воспоминания об этом событии.

Между прочим, мои многочисленные племянники и внуки также посещают храмы и являются верующими людьми.

- Знаю, что Вас посещал епископ Георгиевский и Прасковейский Гедеон...

- Да, епископ Гедеон действительно оказывает мне знаки внимания, за что ему большое спасибо. Он навестил меня в канун праздника Пасхи, так как я, по старости и немощи своей, уже не могу сама прийти в храм. Владыка поздравил всех нас, благословил, побеседовал со мной и подарил подарки.

- Помните ли вы священников, служивших в период вашего переезда на Кавказ?

- Когда я переехала в Георгиевск, Георгиевского храма ещё не было, его построли только в 1994 году. А до этого времени я приходила на богослужения в Никольскую церковь. В этот период там служили три отца Виктора. Их очень уважали и любили все прихожане, к ним подходили за советами и просили благословения. Один из них, протоиерей Виктор Шевченко, сейчас является настоятелем церкви Архангела Михаила в станице Незлобной. Фамилии двух других, к сожалению, уже не помню.

Тепло вспоминаю и молодого батюшку, отца Павла, который приехал служить в Никольский храм сразу после обучения. Он выделялся необычайно красивым голосом. Кроме того, отец Павел часто читал душеполезные проповеди и много рассказывал нам о вере православной. Впоследствии его перевели на службу в Ленинград, и дальнейшая его судьба мне неизвестна.

- Соблюдаете ли вы посты и церковные правила? Трудно ли это?

- Я всегда старалась соблюдать посты. Даже сейчас, не смотря на возраст, в первый день Великого поста, не ем и не пью. Обходиться без мяса и яиц совсем не трудно. Правда, приходится употреблять молочную сыворотку как лекарство. Мне это необходимо по медицинским показаниям.

- Помогает ли вера в Бога в жизни?

- Конечно! Будь человек хоть тысячу раз атеист, но, в критических ситуациях он начинает верить в Бога и просить у него помощи.

Ещё в детстве, когда приходилось идти через лес, где обитало много змей, меня успокаивал отец. Он говорил: «Ничего не бойся. Я читаю за тебя молитву “Живый в помощи”». Удивительно, но всё всегда обходилось без происшествий.

Я стараюсь каждый день молиться за себя и своих близких, – так научил меня папа. Могу за ночь прочитать до 500 молитв. Часто прошу помощи у своего любимого святого - преподобного Сергия Радонежского. Однажды мне даже довелось побывать в Свято-Троицкой лавре и помолиться у его святых мощей.

Кстати, в 1946 году, когда я готовилась к защите диплома, мне посчастливилось посетить в Москве патриаршее богослужение. Помню, что оно отличалось особым величием и спокойствием. А по завершении службы я получила благословение от самого патриарха Алексия Первого. Он возглавлял Русскую Церковь в течение 25 лет и свидетельствовал о Боге в государстве, провозгласившем атеизм.

- Осталось ли ещё что-то, о чём вы мечтаете?

- Уже ни о чём не мечтается мне. Остался только страх смерти. Всякий человек её боится, особенно тот, у кого грехов много. На исповеди рассказала о них священнику, чтобы облегчить душу, но думать о них всё равно не перестаю.

- Как вы пережили самоизоляцию?

- Я её и не почувствовала вовсе, потому что уже много лет постоянно пребываю в своей комнате. Мои ноги давно не двигаются. Последний раз я пришла в храм своими ногами, когда мне было 93 года. Теперь меня лишь изредка привозят на богослужения, и то - в специальной инвалидной коляске.

- Вам самой верится, что скоро столетний юбилей?

- Нет, не верится. Думаю, я стала долгожителем благодаря тому, что старалась лечиться не таблетками, а народными средствами.

- Олимпиада Ивановна, позвольте от имени читателей нашего журнала поздравить Вас с днем рождения! У Вас есть любящая семья и уважение тех, кто знает вас лично. Думаю, было бы правильно пожелать вам крепкого здоровья, мира и тепла вашему дому.

- Спасибо! А я в свою очередь пожелаю вашим читателям любви к Богу и друг к другу. Растите детей в духе веры православной, будьте верны своим половинкам и ходите обязательно в церковь.

P.S.: 6 июня, в праздник Святой Троицы, родственники привезли Олимпиаду Ивановну на праздничную службу в Георгиевский собор. По окончании богослужения состоялась церемония награждения мирян епархиальными наградами. Епископ Георгиевский и Прасковейский Гедеон вручил рабе Божией Олимпиаде медаль святого великомученика Георгия Победоносца I-й степени - за весомый вклад в сохранение православных традиций на приходе и в связи с грядущим юбилеем.